Десять лет назад, 29 июня 2009 года, прекратил свое существования самый большой и известный на территории бывшего СССР и России столичный Черкизовский рынок. Это место стало одним из символов 90-х, обросло легендами и мифами об огромных подземельях и пропадавших без вести людях. Ранее «Лента.ру» уже рассказывала об экономике Черкизона. На этот раз мы разыскали тех, кто торговал на этом рынке, ловил там преступников или страдал от соседства с ним.

 

«В самом центре бурного потока»

 

Ольга Косец, предпринимательница:

 

В ноябре 1998 года я села в автобус, который возил челноков, и поехала с клетчатыми сумками, набитыми мужскими брюками, из Краснодара в Москву. В сапогах на высоком каблуке и белом кашемировом пальто, так и явилась на Черкизовский рынок, где меня встретил человек, который потом был моим партнером по бизнесу в течение нескольких лет.

 

Первым разочарованием стало понимание, что никто сразу ничего у нас не раскупит. Поэтому мы вынуждены были снять в аренду 75 сантиметров стола за бешеные деньги: 150 рублей в день.

 

На тот момент мы не разбирались в тонкостях и нюансах оптовой торговли, думали, что раз в Москве холодно, то надо везти брюки поплотнее. Но оптовый рынок работает на опережение. Если везете товар осенью, то это должны быть какие-то нарядные вещи к Новому году, а если в декабре — то уже весенние, и так далее.

 

Снимали комнату на Красных воротах. Весь ноябрь и декабрь стояли трескучие морозы. После теплого южного климата трудно было адаптироваться к таким низким температурам. Благо атмосфера вокруг была дружеская. Меня переодели в теплую дубленку с чужого плеча и дали сапоги-«аляски» на два размера больше, чтобы внутрь помещались толстые шерстяные носки.

 

В конце концов, продать ничего почти не удалось. Товар отправился обратно в Краснодар. Мы считали копейки, ели одну свиху на двоих, пили из одного бумажного стаканчика горячий чай и еле сводили концы с концами. Накануне Нового 1999 года мой муж прислал мне деньги из Краснодара на обратную дорогу.

 

Пришлось долго объясняться с людьми, которые рассчитывали, что я продам их товар. Но была внутренняя уверенность, что все равно нужно вернуться и попробовать еще раз. Тот же товар, что и в Краснодаре, в Москве продавался значительно дороже.В феврале я вернулась на Черкизовский рынок, и продажи пошли с небывалом успехом. Покупатели, помню, приходили и вытаскивали деньги из трусов и лифчиков. Было ощущение, что ты в самом центре бурного потока.

«Другого выбора, как идти на рынок, не было»

 

За три года до этого я была аспиранткой ветеринарного факультета и писала диссертацию по иммунологии беременных животных. Одновременно работала врачом-ординатором в Кубанском государственном аграрном университете. Воспитывала маленького ребенка. Платили сущие копейки, которых едва хватало на оплату няни. Муж был студентом. Выручали его родители, которые присылали из станицы продукты, выращенные на своем огороде.

 

Институт я окончила с красным дипломом, и у меня были большие амбиции. Хотелось добиться большего, чем однокомнатная квартира годам к пятидесяти-шестидесяти. Специальность ветеринарного врача в советское время была очень востребована. А в 90-е колхозы и совхозы пришли в полный упадок. О продуктовой безопасности уже никто не думал.

 

Мне бы тогда мой сегодняшний опыт, и, возможно, я бы поступила как-то иначе. Нашла бы способ развиваться в науке, которую так любила. На тот же момент другого выбора, как идти на рынок, по сути, не было. Нужно было кормить семью.

 

Родственник мужа еще в советское время был цеховиком, а к середине 90-х — уже опытным коммерсантом. Он занимался продажей брюк, сшитых надомницами, и я в итоге занялась тем же самым. Но сперва поработала сама швеей. Меня научили кроить: вручили дисковый нож и показали лекало 48-го размера. Плюс один сантиметр влево и вправо — это уже 50-й размер, а если вот тут и тут обрезать, то получится 46-й.

 

Выкроила 20 брюк и продала их на ночном рынке в Краснодаре. В течение получаса. Чтобы попасть туда, нужно было договариваться с местными рэкетирами, платить им. Выглядело это все тогда страшно, но сейчас уже вспоминается, как приключение, которое случилось не со мной.В тот вечер я заработала в десятки раз больше, чем зарабатывала в институте за месяц. Наняли с мужем еще несколько надомниц, накупили тканей...

 

В августе 1998-го, когда произошел дефолт, мы, по счастью, никому ничего не должны были в долларах. И в результате даже смогли неплохо заработать. Люди тогда старались избавиться от стремительно дешевевших денег, вкладываясь в квартиры, машины и одежду. Плюс это происходило накануне 1 сентября, когда родители одевают детей к школе. Мы быстро сориентировались, что нужно производить больше и поднимать цены. До дефолта брюки продавались за шесть рублей. Затем по десять, двадцать, тридцать, пятьдесят рублей. И спрос почти не падал. До сотни рублей цену поднимали.

 

Надо отметить, что в то время предприниматели очень доверяли друг другу. Давали в долг ткань, фурнитуру, даже деньги. Не нужно было обращаться в банки за кредитами под огромные проценты. Именно вот эта взаимопомощь позволяла быстро развивать бизнес с нуля.

 

К ноябрю 1998-го покупательский бум завершился. У нас пошло перепроизводство. Тогда мой сосед и предложил отвезти мои брюки на Черкизовский рынок. Я согласилась. Взяла свой товар, плюс еще мне краснодарские армяне свое принесли. Думали, что в Москве у меня все скупят быстренько.

«Тыкали, что мы больные туберкулезом нелегалы»

 

В конце 90-х Черкизовский рынок представлял собой суровое зрелище. Это были какие-то кибитки: контейнеры, на входе в которые каждый смастерил себе какую-то деревянную халабудку. Не было крыш из поликарбоната. Зимой под ногами каша из снега и картонных коробок. Весной и осенью стояли под дождем. Летом мучились от жары.

 

Одиннадцать лет я фактические жила в контейнере, как собака, привязанная к будке. Условия были так себе. Но тем не менее я твердо и уверенно на всех площадках заявляю, что работала на Черкизовском рынке. Не стесняюсь этого, потому что все деньги там я заработала честным путем и достались они мне нелегко. Когда рынок закрывался, я вместе с другими предпринимателями ходила жаловаться и в префектуру, и в мэрию. Везде нам тыкали, что мы больные туберкулезом нелегалы, в подвалах у которых живут проститутки.У меня была зарегистрирована торговая марка, велся полный финучет, платились налоги. Я могла предъявить все товарные накладные, и у меня был договор на аренду контейнера с управляющей компанией рынка. Никакими аферами ни я, ни мои партнеры там не занимались.

«Черкизовский рынок был социальной сетью и экономическим форумом»

 

Черкизовский был не просто большим рынком, а мощным торгово-логистическим центром по оптовой продаже одежды, которую туда везли не только из Китая, Вьетнама, Турции и бывших союзных республик, но и из многих российских регионов, где закрылись существовавшие в советские времена крупные швейные фабрики.Люди продолжали шить на дому. Такое происходило не только в Краснодаре, но и, к примеру, в нескольких республиках Северного Кавказа. Там люди целыми аулами занимались вязанием на продажу. И сейчас продолжают, только реализуют произведенное в Китае, а не в Москве.

 

Проблема в том, что Черкизовский рынок идеально подходил для такого рода небольших производств, не способных, с одной стороны, реализовывать свой товар в розницу самостоятельно, а с другой — обеспечить запросы крупных торговых сетей, которым не продашь сотню брюк. Там же, на рынке, мы порой могли объединить свои мощности, чтобы удовлетворить запрос крупного заказчика, перераспределяли между собой неиспользованное сырье (ткани, фурнитуру).

 

Черкизовский рынок выполнял роль социальной сети и постоянно действующего международного экономического форума. Там быстро завязывались новые деловые партнерства.

 

Теперь Черкизон многие вспоминают с долей юмора или даже презрения. Но оттуда вышли люди, которые сегодня выступают ведущими специалистами в организации торговли промтоварами, люди, создавшие с нуля большие предприятия, сотни рабочих мест у себя на родине.

 

А как много из нас потеряли свой бизнес, когда рынок закрыли? Я тогда уже почти воплотила в жизнь мечту о создании в Краснодаре настоящей швейной фабрики с раздевалкой, столовой для работниц, большими окнами. Купила здание бывшего красильного цеха на территории обанкротившегося камвольно-суконного комбината «Кубаньтекс». По сути это были останки здания, без окон, дверей и коммуникаций, из крыши которого уже тогда деревья росли. Я вложила все свои силы и деньги, что отремонтировать это здание.

 

И тут закрывают Черкизовский рынок... В итоге я расплачивалась с долгами еще 10 лет! А ведь могла не мучиться, а купить несколько квартир, сдать их в аренду и спокойно получать прибыль.

 

«Оружие, фальшивые деньги и наркотики»

 

Сергей Молохов, бывший сотрудник отдела по борьбе с оргпреступностью:

 

Это был крупный узел торговли, куда честным и нечестным путем доставлялся товар. Естественно, он представлял большой интерес для криминала, ведь здесь было много денег. Сами торговцы, к слову, не были заинтересованы в том, чтобы рядом крутились всякого рода мошенники и наркодилеры. Даже старались, помню, это пресекать по мере возможности.Истории о забитых наркотой и проститутками подвалах — это по большей части легенды. Чего там было действительно много, так это контрабанды и людей, находившихся в Москве нелегально.

 

Да, в тюках с вещами порой привозили и оружие, и фальшивые деньги, и наркотики, но уникальность этого места состояла в том, что сюда были замкнуты потоки вещей из-за рубежа. Отсюда они уже развозились по всей стране. Когда рынок закрывался, китайцы вели прямую трансляцию на свое центральное телевидение и очень сильно переживали.

 

«Вылавливали их по одному. Вывозили, пытали, убивали»

 

Большое количество преступлений было связано с нападениями, убийствами и похищениями торговавших на Черкизоне людей. В силу этого местные коммерсы нанимали все больше охраны, становились более подозрительными. Даже к милиции. Ведь бывали случаи, когда похитители или вымогатели приходили в форме или с корочками МВД.

 

Мы не могли туда заходить без согласования с местной администрацией, даже чтобы кого-то задержать. Это, конечно, было, мягко говоря, неудобно, но мы относились с пониманием.

 

Ходило там несколько человек, менявших рубли на доллары. Через них такие суммы проходили безумные! Местные их знали и уважали, но в конечном итоге появилась бандгруппа, которая вылавливала их по одному. Вывозили, пытали, убивали.Кому там в конечном счете принадлежала власть? Бандитам, коммерсантам или покрывавшим их представителям власти? На самом деле, однозначного ответа на этот вопрос нет. Вернее, далеко не все вопросы решались одним или двумя авторитетами. Там было много диаспор: азербайджанцы, армяне, китайцы, вьетнамцы. Некоторые из них действовали абсолютно обособленно. Так, как у них это заведено на родине. Ни в какие контакты с окружающим миром, помимо покупателей, не вступали. И вот они сами для себя могли устраивать какие-то публичные дома, наркопритоны и так далее.

 

«Стоимость точки доходила до сотен тысяч долларов»

 

Со временем на рынке стали появляться все более капитальные сооружения — с канализацией и так далее. Люди там обосновывались надолго. Владельцы точек чувствовали себя богатыми, обеспеченными до старости, ведь стоимость одной точки в хорошем месте там доходила до нескольких сотен тысяч долларов.

 

И вот они почти в одночасье все потеряли, разорились... Однако жители соседних районов вздохнули с облегчением. Ведь они, особенно близлежащие кварталы Измайлово, были заполонены товарищами с рынка, скупившими или снимавшими жилье. Район теперь стал куда более благополучным с позиции безопасности. Не страшно ходить здесь по ночам.

 

«Торговец перед нами обронил пачку денег»

 

Илья Данильцев, выпускник Российского госуниверситета физической культуры, спорта и туризма:

 

Впервые я попал на Черкизовский рынок, когда мне, наверное, было лет десять. Мы приехали туда с отцом. Там был небольшой ларек, в котором женщина продавала футболки, привезенные ею из Испании.Надо понимать, что мой отец обычно по рынкам не ходит, но вот эта точка была для него исключением. Футболки продавались фантастического качества. Ничего лучше я пока не встретил. Некоторые из них до сих пор у меня сохранились.

 

Сам рынок произвел на меня впечатление гигантского муравейника, лабиринта, в котором царил какой-то хаос. Заходя туда, ты будто бы попадал в густой лес, куда едва сквозь шмотки пробивался солнечный свет.Как-то, когда мне было двенадцать, мы были там с бабушкой, и она мне показала на огромное выгнутое дугой здание и сказала, что это наш столичный университет физической культуры. Тогда я подумал, что скорее всего пойду туда учиться. Так и случилось. Один раз шли с однокурсником, и торговец перед нами обронил пачку денег. Какой-то мужик сразу же подбежал и схватил их, увидел, что мы заметили, и предложил с нами поделиться. Я не знаю, был ли это развод или нет, но мы отказались, и потом как-то невзначай вернулся хозяин денег.

 

«Для них этот запах был приятным, а для нас омерзительным»

 

На втором курсе нам приходилось постоянно проходить через рынок, потому что у нас был курс плавания, а бассейн находился не в административном, а в отдельном корпусе, со всех сторон окруженном торговыми точками.

 

Привыкнуть к такому соседству было невозможно. Раздражало жутко. Постоянно там эта толпа приезжих была с мешками. К третьему курсу я стал ездить на машине и на подъезде к рынку всегда была пробка. Платной парковки здесь еще не было. Возле универа машину поставить было невозможно. Кругом стояли автомобили торговцев.

 

Приходилось далеко куда-то ехать в жилые районы, чтобы там припарковаться. А там местные жители старались как-то перегораживать въезд во дворы, чтобы не пускать машины торговцев и покупателей.Ходили женщины, которые подпаливали какие-то ароматные травы. Для них этот запах был приятным, а для нас омерзительным.

 

Было всего два случая за все годы, когда я что-то покупал на этом рынке. Один раз у меня порвалась футболка на занятиях, а в другой — нужна была рубашка для выступления в нашей художественной самодеятельности. И все, собственно.

 

Было непонимание, почему такое уважаемое и значимое в масштабах всей страны учебное заведение должно соседствовать с каким-то непонятными восточным городком, в котором царят чуждые нам законы и нравы.Из-за рынка мы не могли пользоваться просторным и красивым центральным входом в здание университета. Студенты заходили через подъезд на левом краю здания. Никаких тебе больших дубовых дверей и парадной лестницы. Был такой длинный коридор, по которому нужно было идти в верхней одежде к гардеробу, находящемуся у центрального входа, а затем обратно. Все это было неприятно, конечно. Никто из преподавателей никогда не выражал при нас никакого недовольства рынком. Может быть, им было все равно, а может, была и какая-то просьба от администрации не говорить об этом со студентами. Все-таки рынок находился на территории университета и, вероятно, приносил ему значительную прибыль.

 

Помню, что закрывался рынок очень долго. Это был как раз мой выпускной год. Сначала закрыли ту часть, которая выходила к Сиреневому бульвару и примыкала к вузу. Дальше, в глубине, рынок еще работал. Затем торговля стихала и оставалась где-то в самом сердце, возле Измайловского кремля.

 

Было приятно это наблюдать. Стало проще дышать. Сразу же освободилась дорога, появилась возможность припарковаться поближе к универу.

 

Безусловно, решение принималось помимо воли торговцев, и их возмущение можно понять. Шло ли это вразрез с жизнью города? Кто-то теперь скажет, что покупатели, по крайней мере в Москве, к концу нулевых годов уже переставали ходить на рынки. По моим наблюдениям, да, поток покупателей на Черкизовском рынке постоянно сокращался, но люди туда все равно шли и по выходным, и в будни, даже когда появилась возможность посещать нормальные торговые центры.

 

Но вероятно, что он существовал бы до сих пор.

 

«Российские законы там точно не действовали»

 

Захар Артемьев, журналист:

 

Я много раз писал о Черкизовском рынке в разные издания. Это место считалось своеобразной «черной дырой». Там можно было пройти полдня и не услышать русскую речь. Даже милиционеры туда поодиночке не ходили.

 

Историй, связанных с Черкизоном, сохранилась масса. Так, рассказывали, что мигранты из Средней Азии, работавшие в Москве дворниками, развозили оттуда наркотики на наземном транспорте. Известна также история о том, как женщина потеряла собаку и нашла только ее шкурку рядом лавкой, где продавали шаурму. Горожане передавали друг другу страшилки о том, что на Черкизовском рынке опять нашли бубонную чуму или еще что-то подобное.

 

Не все это был художественный вымысел. Ведь в том и опасность контрабанды, что никто же ее не проверяет на соответствие элементарным санитарным требованиям. Да и вообще, какая там могла быть санитария? Еще под Черкизовским рынком было подземелье. Однажды я ухитрился туда залезть. Там было плохое освещение, и жившие в подвалах мигранты приняли меня за своего. При мне был фотоаппарат, но я его побоялся доставать, думал, что живым оттуда не уйду. Как там люди жили — просто непостижимо. Что там происходило — никто не контролировал. По крайней мере, российские законы там точно не действовали.

 

Думаю, там, в этих подвалах, до сих пор можно найти останки пропавших без вести людей. Первый же раз я отправился на Черкизон, чтобы узнать, торгуют ли там черной икрой. Была такая информация, но она не подтвердилась. И мне было страшно там рыскать, несмотря на то, что я только что отслужил в армии и пороху там понюхал достаточно.